В годы официального торжества социалистического реализма Набоков, как и другие писатели русского зарубежья, был запрещен, и каждая его строка, чудом доходившая до нас, становилась подарком.
«Навсегда я готов затаиться и без имени жить. Я готов, чтоб с тобой и во снах не сходиться, отказаться от всяческих снов; обескровить себя, искалечить, не касаться любимейших книг, променять на любое наречье все, что есть у меня, – мой язык». Я хорошо помню сильное впечатление от его стихов «К России», которые почти мистически перекликались со строками любимой (и тоже запрещенной!) Цветаевой: «Не обольщусь и языком родным, его призывом млечным. Мне безразлично – на каком непонимаемой быть встречным!» А потом впечатление стало размываться, раздваиваться, и Набоков обернулся загадкой, до сих пор не разгаданной. Наверное, мне не повезло, так как первым романом Набокова, который я прочитала, стал «Дар». Было почти невозможно совместить волшебные по художественному мастерству лирические признания героя и злое глумление над Чернышевским, а походя и над Достоевским и другими героями той эпохи. Время шло, и Набоков возвращался в Россию, не переставая изумлять: красавец аристократ, освоивший английский язык раньше русского и до конца жизни говоривший по-русски с легким акцентом; знаток и любитель бабочек, шахмат и тенниса; единственный в ХХ веке двуязычный классик мировой литературы; непревзойденный мастер словесного искусства, которое он сам называл ворожбой; одинокий гений, не признававший ни предшественников, ни последователей. «Вы умрете в страшных мучениях и совершенном одиночестве», – говорил ему Бунин. Скандальную славу во всем читающем мире ему принесла «Лолита», но для нас драгоценнее его исповедальные романы, в которых набоковское «Я» проявилось с наибольшей силой.
Его даты
- 22 апреля 1899: родился в Санкт-Петербурге в семье потомственного дворянина, крупного юриста Владимира Дмитриевича Набокова.
- 1919: эмигрировал с семьей из России, окончил университет в Кембридже.
- 1922-1937: в Берлине под псевдонимом Сирин публикует романы «Машенька», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар», «Подвиг» и др. Переезжает во Францию.
- 1940: переезжает в США; преподает русскую литературу в университетах. Публикует на английском «Лолиту», эссе о Гоголе, «Другие берега».
- 1961: переезжает в Швейцарию; переводит на русский «Лолиту», издает англоязычный перевод «Евгения Онегина».
- 1969: выходит роман «Ада».
- 1977: умер в Швейцарии.
Ключи к пониманию
Быть верным себе
Рожденный в дворянской семье, сын лидера кадетской партии, члена Временного правительства, он всегда помнил о своем происхождении и возвращался к своему детству как к источнику творчества и критерию жизненного поведения. «Был я трудный, своенравный, до прекрасной крайности избалованный ребенок», – признавался он. И, говоря о «первичных чувствах младенчества», продолжал: «Они принадлежат гармонии моего совершеннейшего, счастливейшего детства, – и в силу этой гармонии они с волшебной легкостью, сами по себе, без поэтического участия, откладываются в памяти сразу перебеленными черновиками». Чистовиком стала полная достоинства жизнь «изгнанника из рая».
Слышать свою судьбу
До переезда в Америку в 1940 году все свои романы на русском языке он публиковал под псевдонимом Сирин. Многие находили псевдоним претенциозным, но для Набокова он, судя по всему, имел глубокий смысл. В средневековой мифологии сирин – райская птица, образ которой восходит к древнегреческим сиренам. В русских духовных стихах сирин, спускаясь из рая на землю, зачаровывает людей своим пением. В западноевропейских легендах сирин – воплощение несчастной души. В судьбе Набокова-Сирина удивительно соединились эти смыслы.
Боль и творчество
Через все русскоязычные романы Набокова как лейтмотив проходит тема изгнания из рая – в гораздо более глубоком смысле, чем эмиграция. Это и ностальгия по оставленной России, и отрыв от семейных корней, но при этом и знак избранничества, ибо не всякий побывал в том раю. «Ощущение предельной беззаботности, благоденствия, густого летнего тепла затопляет память и образует такую сверкающую действительность, что по сравнению с нею паркерово перо в моей руке и самая рука кажутся мне довольно аляповатым обманом». Глубокая психическая травма не сломала Набокова, но стала источником его вдохновения. «Потеря родины оставалась для меня равнозначной потере возлюбленной, пока писание не утолило томления».
Признание в одиночестве
Решительно все герои Набокова, как и сам автор, – убежденные индивидуалисты. Поразительно, но, всю жизнь почитавший Пушкина, а стихотворчеству учившийся у Волошина, Набоков воспринял у них все что угодно, но только не культ дружбы. Его принципиальное одиночество, доходившее до эгоцентризма, помешало ему признать в поэзии Пастернака и Ахматову, в прозе – Платонова, Зощенко и Булгакова, в жизни – кого бы то ни было из собственного окружения: «Нет в мире ни одного человека, говорящего на моем языке». Горестным авторским признанием звучат слова Цинцинната из «Приглашения на казнь»: «Как мне страшно. Как мне тошно. Но меня у меня не отнимет никто».
Об Этом
- Владимир Набоков «Собрание сочинений русского периода в 5 томах» Симпозиум, 2000.
- «Набоков о Набокове и прочем» Независимая газета, 2002.
- Музей В.В. Набокова в Санкт-Петербурге: www.nabokovmuseum.org
